Он провел рукой по мокрым волосам и направился к лифту. Было почти восемь. Вокруг в огромном зале толпились молодые адвокаты, которые изо всех сил хотели придать себе как можно больше важности, чтобы не упустить свой шанс, а также двое или трое судей скучающего вида. Алан не хотел сейчас ни с кем вступать в беседу. Для простой утренней болтовни просто не было настроения. Когда лифт наконец оказался внизу, Пейдж тут же вошел в кабину, нажал кнопку шестого этажа и забился в самый угол.
— Тобиас из полицейского управления просил, чтобы вы позвонили ему, — сообщила дежурная при входе в адвокатскую контору. — Сказал, что это очень важно.
Алан поблагодарил за информацию и направился к своему кабинету. Его личный офис был первым справа.
— Звонил Тобиас, — сказала его секретарша.
— Винона уже говорила мне.
— Мне показалось, что он чем-то очень расстроен, — добавила секретарша.
Было трудно даже себе представить, что могло вообще расстроить такого человека, как Тобиас. Шеф полиции был всегда подтянут и невозмутим, как бухгалтер с солидным стажем. Алан стряхнул капли с зонта и снял плащ, и только затем устроился за своим огромным столом и набрал номер, абонент которого находился недалеко отсюда, через дорогу.
— Что стряслось? — спокойно спросил адвокат.
— Еще один случаи.
Понадобилось около минуты, чтобы сообразить, о чем идет речь.
— Жертву зовут Виктория Миллер. Двадцать шесть лет, привлекательная блондинка. Домохозяйка. Детей нет. Муж работает в конторе «Брэнд, Гейтс и Уолкрофт» — агентство по бухгалтерскому учету.
— Тело нашли?
— Нет. Как и в прошлый раз, жертва исчезла, но почерк тот же.
— Что? Та же записка?
— Да. На подушке: «Исчезла, Но Не Забыта». И еще черная роза, как обычно.
— Следы борьбы, насилия на этот раз были?
— Нет. Все, как и в прошлый раз. Жертва словно растаяла в тумане.
В трубке на несколько минут воцарилось тяжелое молчание.
— Газеты ничего по этому случаю не сообщали?
— На этот раз повезло — все тихо. Раз нет тела, то как бы и нет состава преступления. Просто исчезновение. Но мы вряд ли сможем долго удерживать пострадавших. Три рассерженных мужа не будут сидеть сложа руки. Один из них, Рейзер, — адвокат. Он звонит сюда по три раза в день, а Фаррер, бухгалтер, угрожает поднять общественность, если мы не предпримем серьезных мер в самое ближайшее время.
— Все-таки у вас есть хоть что-нибудь?
— Ничего. Ни волокон одежды, ни волоска, ни одного отпечатка пальцев. Бумагу можно купить в любом магазине. Розы тоже самые обыкновенные.
— Какие есть предположения?
— Собираемся заняться компьютерным поиском. Может быть, он хоть что-нибудь даст. Поручил Россу Барроу обзвонить все полицейские участки и связаться с ФБР.
— А еще хоть что-нибудь общее в этих случаях имеется?
— Конечно. Очень много общего. Три женщины, все одного возраста, социальное положение — выше среднего класса, бездетные, все домохозяйки, и у каждой обязательно респектабельный муж. Правда, на этом совпадения кончаются.
Алан заметил, что под эти описания подходила и его Тина. Эта неожиданная мысль причинила боль, он непроизвольно потер веки.
— А как насчет клубов, любимых магазинов, читательских встреч? Может быть, они ходили к одному дантисту или другому доктору? — спросил наконец Алан.
— Мы думали и об этом, и о многих других вещах.
— Не сомневаюсь. С какой периодичностью все повторяется?
— Около месяца. Сейчас у нас что? Начало октября? Случай с Фаррер был в августе, с Рейзер — в сентябре.
— О Господи! Надо что-то предпринять как можно быстрее. Пресса сожрет нас заживо, стоит им хоть что-либо раскопать.
— Без тебя знаю.
Алан лишь тяжело вздохнул в трубку.
— Спасибо за звонок. Обязательно держи меня в курсе дела.
— В этом не сомневайся.
Положив трубку, Алан развернулся в кресле так, чтобы еще раз посмотреть на улицу. Господи, как же он устал. Устал от этого дождя, от всего этого дерьма с черными розами и Тиной, от всего, о чем приходилось думать день и ночь. Больше всего на свете он хотел бы сейчас оказаться на побережье, где нет никаких женщин поблизости, никаких телефонов, а единственное, о чем следует заботиться, так это о солнечном загаре.
Никто, пожалуй, не мог бы назвать Элизабет Тенненбаум красавицей, но большинство мужчин находили ее очень привлекательной. Впрочем, имя Элизабет никак не подходило этой женщине, потому что предполагало нечто холодное, чопорное и недоступное. Бетси — вот что больше соответствовало характеру и миловидности молодой юристки, которую не портила ее легкая полнота. Бетси, да, Бетси. — лучше вряд ли скажешь.
Однако Бетси не всегда чувствовала себя на высоте. Вот и сейчас, засовывая в дипломат дело некоего Моралеса, она была раздражена тем, что ее секретарша сообщила о неожиданном звонке — и это в конце рабочего дня, когда следовало стремглав нестись со службы за Кетти, затем успеть в магазин, чтобы купить что-нибудь на обед, который затем предстояло приготовить без посторонней помощи или простого сочувствия.
— Энн, скажи, что я сейчас занята и подойти никак не могу. Видишь, я опаздываю.
— Но клиент говорит, что это очень важно.
— Для них все важно. Кто это?
— Он не назвал себя.
Бетси вздохнула и посмотрела на часы. Была уже половина пятого. Если она заберет Кетти в пять и побежит в магазин, то до шести ей так и не успеть приготовить обеда. А с другой стороны, если проигнорировать одного клиента, затем другого, то в жизни только и останется, что заботиться о Кетти и вдоволь ходить по магазинам. Бетси закрыла дипломат и взяла трубку.